Михаил Замуховский — мой прадед, с которым мы прощались в Польше

В преддверии 80-летия Великой Победы Институт медиа запустил спецпроект «Живая память: истории войны в наших сердцах». Студенты и преподаватели делятся подлинными воспоминаниями о своих родственниках, прошедших дорогами Великой Отечественной войны. Мы не просто рассказываем о прошлом, а показываем, как память о героях живет и бережно хранится в сердцах их благодарных потомков .

© Ольга Зотова для Института медиа

«Шурочка моя, до свидания».

Так заканчивалось последнее письмо, которое мой прадед — Замуховский Михаил Яковлевич — отправил своей жене 22 июня 1941 года. Больше писем от него не было. И почти 80 лет семья ничего не знала о его судьбе. Прадед числился пропавшим без вести.

Ему было всего 28. Он был учителем русского языка и литературы, писал стихи, статьи в газеты. С прабабушкой, в честь которой меня назвали Шурой, они познакомились в Московском пединституте, который окончили и потом поженились. Работали в школе в небольшом подмосковном городке, преподавали, к началу войны у них было двое дочерей — Галя и Лида, пяти и двух лет. 

Ближе к войне, с 1937 года, его постоянно призывали на военные сборы, которые длились порой по несколько месяцев. Но когда он возвращался, это был всеобщий праздник! В доме собирались гости, приходили соседи, друзья, ученики. По воспоминаниям близких, прадед был необыкновенно жизнелюбивым, жизнерадостным человеком, обаятельным, заводным, в чем-то бесшабашным, душой компании. Очень доверял людям, из-за чего часто попадал в нелепые ситуации: мог остаться без чемодана на московском вокзале, где попросил случайного пассажира посторожить вещи, пока он отлучится ненадолго. Он любил свою Шурочку, всё время старался ее удивить, порадовать. Рассказывают, что однажды прадед угнал карету скорой помощи, а когда пришли его арестовывать, объяснил, что «хотел Шурочку покатать», и его тут же отпустили — обоих учителей в городе все знали. Его старшая дочь Галя вспоминала, что однажды под Новый год он приехал со сборов и ей, спящей в детской кроватке, высыпал сверху целый пакет шоколадных конфет и ярко-оранжевых мандаринов, и эта картина навсегда сохранилась в памяти, как момент наивысшего счастья.

С многочисленными учениками он дружил, засиживался за разговорами заполночь, они провожали его на сборы, писали ему письма. А когда он не вернулся с войны, они еще долгие годы, встречая дочерей Лиду и Галю на улице, говорили: «Какой же у вас был замечательный папа! Помните это всегда».

И они помнили. Рассказывали потом своим детям — моей маме и двум ее братьям, а они уже нам, его правнукам, которых у него шестеро.

Конечно же его искали. Посылали запросы в архивы, военкоматы, всюду, куда было можно. Но результатов не было. Его жена, прабабушка Шура и двое дочерей, так и не узнали при жизни, что же с ним произошло, какие испытания выпали на его долю. В семье бережно хранили пачки писем, в которых прадед писал жене о волнениях и тревогах за ее судьбу, здоровье детей, делился мыслями, рассуждал о литературе, которую они так хорошо знали, о Некрасове, которого любила Шура, и присылал свои стихи, написанные в краткие перерывы между военной наукой:

«За гуртом волнующихся сосен

На покатые карнизы хат

Встал и замер, намечая осень,

Августовский раненый закат….»

Я читала отрывки из этих писем в своей дипломной работе — документальном фильме «Одна семейная история», который снимала в конце бакалавриата в 2020 году. Идея рассказать о прадеде возникла неожиданно.

В поисках пропавшего родственника в какой-то момент моя семья решила обратиться к профессиональным поисковикам. Историк-генеалог Виталий Семенов — основатель проекта «Военкомат», просветительского проекта «ГенЭкспо», автор книг «Кодекс Семенова» и «Книга памяти» — собрал все сведения, свидетельства и архивные документы, которые были доступны на тот момент. По предоставленным нами письмам он проследил маршрут подразделения, вместе с которым прадед двигался на запад. Результаты этих поисков он включил в один из томов «Кодекса Семенова» в главу «Последнее письмо».

Виталий Семенов, историк-генеалог: 

«Это письмо и стало той путеводной нитью, благодаря которой мы вели поиски. Замуховский поехал из Москвы до расположения части в окрестностях Дорогобужа — это между Вязьмой и Смоленском. Там, видимо, где-то в Верхнеднепровском, их посадили в поезд и вывезли в Минск. Он мог ехать, еще даже не понимая куда, мог успеть отправить это письмо, и потом только приехать в Минск. В то время немецкие силы уже входили практически в город с его западной окраины. Они, думаю, не успели даже какую-то оборону организовать. Скорее всего их взяли в плен как подразделение, которое было окружено и пыталось оказать сопротивление. Когда я провел поиски,  остановился на этом, мы его потеряли где-то в районе Минска».

Виталию Семенову удалось установить, что в центральном архиве Министерства обороны сохранились документы 407-го стрелкового полка и 109-й стрелковой дивизии, где служил прадед. Но все упоминания об этом воинском подразделении заканчивались в первые дни войны, потому что вся дивизия была уничтожена. 

В семье были уверены, что больше узнать ничего не получится. Но мы все-таки его нашли. И произошло это практически случайно. Моя тетя Елена, жена маминого брата, в поисках сведений о своих предках периодически просматривала архивы, в том числе иностранные. Вносила в строку поиска фамилию прадеда, при этом пробовала менять в ней буквы. Например, искала не Замуховского, а Замеховского или Замаховского. И как-то раз решила поменять первую букву фамилии и ввела «Самуховский». 

«У меня просто остановилось сердце. Комок подступил к горлу. Это была карточка военнопленного, заполненная на немецком, где фамилию написали с другой буквы. Я тут же позвонила мужу и сказала: «Всё. Мы нашли деда»,  — так вспоминала этот момент моя тетя.

Все остальные данные — дата рождения, воинское звание, фамилии родителей и жены, домашний адрес — всё совпало. В том, что это он, никаких сомнений не было. И самое главное: мы узнали, где и когда он погиб. 20 ноября 1941 года в концлагере Хаммерштайн на территории современной Польши. То есть одним пропавшим без вести стало меньше.

Сейчас в базах данных прадед так и числится: «Замуховский/Самуховский». Правильную фамилию и фотографию добавили уже наши родственники. Историю его поиска я рассказываю друзьям и преподавателям во время посещения музеев — Еврейского центра толерантности и комплекса «1418 шагов к Победе». В обоих стоят большие экраны, где можно его найти. Рядом — свечки для тех, кто хочет почтить память родных. Я всегда зажигаю их и оставляю открытой большую фотографию Михаила Яковлевича.

«Это был лагерь на территории Рейха. Шталаг, Хаммерштайн 315 лагерь. Это Руссенлагерь — так называли лагеря, которые строились специально для русских, у них были трехзначные номера. Там заранее прогнозировались отвратительные условия. Военнопленных привозили на поле, где они сразу были вынуждены строить себе лагерь. То есть он прожил там всего несколько месяцев, потому что уже начались холода, промерзшие землянки, туберкулез, тиф, то есть это смерть от истощения, голода и болезней». 

До закрытия границ накануне эпидемии ковида мы с семьей успели съездить на место гибели прадеда, в польское местечко Чарне. Там установлен мемориал в память о 65 000 замученных пленных нацистского концентрационного лагеря Хаммерштайн и десятки бетонных пятиконечных звезд на местах массовых захоронений по всему лесу. Это место, с которым навечно связана наша семейная история. Место, где закончилась земная жизнь Михаила Яковлевича Замуховского.

Фильм, которым я защитилась в бакалавриате, заканчивается пронзительными строками из последнего письма моего прадеда: 

«Меж тем судьба моя повита туманом. Не на Днепре уже пишу я эти строки, а в пути. Мерный стук колёс, непродолжительные остановки и дальше, дальше, дальше… Из телеграммы твоей я узнал, что ты и дети здоровы. Как я рад! Береги их. В пути буду писать, если он будет продолжительным. Духом не падаю. Фаталистически верю в хороший исход поездки. Шурочка моя, до свидания».

 

Гошовец Александра, 1 курс магистратуры «Интерактивные медиа и цифровые индустрии»