Денис Банников окончил бакалавриат факультета права НИУ ВШЭ, но после выбрал магистерскую программу «Литературное мастерство» и стал преподавать в Институте медиа.
Всю жизнь он знал, что будет работать в творческой сфере, поэтому рискнул и за короткий срок собрал портфолио практически с нуля. Сейчас Денис профессиональный сценарист и прозаик, который публиковался в журналах и входил в состав жюри премии «Национальный бестселлер». В Институте медиа он ведет курс «Основы драматургии» и проектный семинар «Мультимедийная книга», где не только рассказывает медийщикам о литературе, но ипомогает создавать готовые к индустриальным питчингам проекты.
— Как начинался ваш путь в преподавании, и как вы начали работать конкретно в Институте медиа?
— Мой путь в преподавании начинался очень просто благодаря хорошей интеграции в вышкинскую экосистему. Студентам уже на старших курсах, а в магистратуре подавно, часто предлагают поучаствовать в лабораториях, в проектах. Ты показываешь свою компетентность в разных профильных сферах, потом тебя потихонечку подтягивают на какие-то курсы. Я был выпускником магистерской программы «Литературное мастерство». И у нас был предмет «Техники и методики преподавания литературного мастерства». Еще есть такая частная платформа «Creative Writing School». Там студентам давали возможность разработать, концептуализировать и запитчить собственный образовательный курс. Мы с моими друзьями и коллегами это сделали достаточно удачно, показали его на разных площадках и платформах, обкатали материал там.
А в Институт медиа я попал благодаря замечательной Анне Новиковой. Она предоставила такую возможность в рамках собственного курса. Анна Алексеевна позвала попробовать взять на себя какие-то более практикоориентированные семинарские блоки, и как-то так получилось, что из всех людей, которые пробовали себя там, мне было интереснее всего совершенствоваться в этом направлении, проявлять себя и предлагать новые идеи.
— Вы уже несколько лет подряд — «Лучший преподаватель» НИУ ВШЭ. Как вы определяете успешность своей работы?
— Глупо говорить, что оценки — это просто циферки, которые меня не волнуют. Они всех волнуют. Для того эта система и была создана. Но это действительно не главное. Всегда приятно получить хорошие оценки в СОПе, комплиментарные и критические, порой тоже полезные отзывы. Но для меня главная метрика — это какой-то особый контакт со студентами. Я чувствую, что хорошо прочитал курс, когда вижу, что пусть далеко не все, такого курса быть не может, на бакалавриате особенно, где народа много, но какая-то прослойка студентов, которые действительно слушали и пытались что-то делать, загораются этой сферой, когда им становится интересно придумывать, концептуализировать, писать, питчить и продвигать собственные проекты. Ну и, конечно, венец, такая вишенка на торте этой цепочки — это когда эти проекты претворяются в жизнь потом уже не в рамках учебных процессов, а самостоятельно в индустриальных форматах.
— А есть ли у вас особенные методики обучения?
— Большинство курсов, которые я читаю, зиждятся на похожих китах. Они, во-первых, практикоориентированные во многом. Наверное, если такой чек-лист давать из трех пунктов, то первое — это баланс теории и практики. При этом практика, допустим, в медийном контексте сильно ограничена индустриальными форматами и стандартами, целевыми аудиториями и различными другими факторами. Тут нужно просто понимать, что теория без практики малополезна.
Второе — это огромное количество case study, то есть разбор вместе со студентами в формате диалога конкретных примеров. Будь то тексты, сценарии, сцены из фильмов, целые фильмы, театральные постановки, видеоигры.
И третьим пунктом пусть будет большое количество вспомогательных материалов, то есть того, что предлагается особо пытливым студентам. Материалов наукообразных, практических, с какими-никакими комментариями, которые студенты могут разобрать сами дома и получить еще более полную картину тех материй, о которых мы говорим на лекциях и на семинарах.
— В чем особенность обучения драматургии и литературному мастерству именно в медийном контексте?
— Особенность самого медийного контекста состоит в том, что он очень размыт и амбивалентен. То есть медийщик — это человек, который как бы такой швейцарский нож, человек-оркестр, мастер на все руки. Ему в общем-то о драматургии и о текстосложении нужно знать самые фундаментально базовые вещи и дальше уже специализироваться в каком-то конкретном направлении, которое он сам для себя выберет. Поэтому с медийщиками в целом мы говорим о вещах в общем-то достаточно основополагающих. Мы не углубляемся в сложные материи, как мы это делаем там со студентами магистратуры «Литературное мастерство», которые пришли учиться писать. Но если у медийщика интерес лежит в плоскости сценаристики, допустим, художественной, рекламной, документальной, в плоскости написания книжек, тут и подключаются вот эти вспомогательные материалы, о которых я говорил.
— Был ли у вас случай, когда студенческий проект поразил вас настолько, что вы подумали: «Это можно выпускать прямо сейчас»?
— Каждый год такое бывает. Я очень этому рад и всегда поражаюсь остроумию и находчивости студентов. Понятно, что почти каждый проект, в общем-то не только в учебном процессе, а и в индустрии, требует доработки и переработки под конкретные запросы, форматы, ожидания, но я систематически встречаю на питчингах работы, которые действительно чуть-чуть докрутив, можно брать и нести на любые известные большие и малые питчинги в абсолютно разных сферах.
— Как меняется восприятие классической литературы у студентов медиа, и есть ли у них свой «канон»?
— Я выбираю те тексты, которые должны быть прочитаны за один раз. То есть в основном мы разбираем либо отрывки, либо рассказы малой формы или новеллы. Среди них действительно много классики. Я не могу точно сказать, как у студентов меняется восприятие классической литературы, но мне кажется, что у них просыпается больше интерес к классике когда они понимают, что литература — это не только то, что ограничивается тем самым школьным каноном. Ну, а канон школьной литературы, он хоть и бессмертен во многом, совершенно не должен претендовать на какую-то исключительность и исчерпываемость.
Главное, что я пытаюсь добиться, — показать, что классическая литература — это не всегда заумно и скучно. Она не обязана быть архаичной и рассматриваться как что-то запылившееся, лежащее на антресоли. Когда ты начинаешь читать книгу не только глазами читателя, но и глазами писателя, глазами автора, это, конечно, подпорчивает тебя и твою оптику с точки зрения того, что больше не можешь просто получать слепое удовольствие от того, с чем ты взаимодействуешь, что ты читаешь. Но, с другой стороны, мне кажется, что умение разобрать классический текст на винтики и детали, покопаться в нем — это умение, которое должно быть культивировано в любом человеке, работающем со сторителлингом и с текстом в целом.
— Какие тенденции в медиаиндустрии вам хотелось бы интегрировать в учебный процесс, а какие, наоборот, оставить за пределами университета?
— Есть курсы, которые в большей или в меньшей степени заточены под новации и тенденции, на их репрезентацию в учебном процессе. То есть, допустим, курс «Основы драматургии» заточен под это в меньшей степени. В названии у него — «основы». Основы драматургии, в общем-то, не сильно меняются с течением времени, на то они и азы.
А есть курс у магистров, который называется «Мультимедийная книга», где в творческих коллективах студентам нужно за два модуля концептуализировать, придумать и создать не просто книгу, но и придумать мультимедийную концепцию со всеми расширениями этого продукта.
Вот к вопросу о том, видел ли я проект, который можно выпускать прямо сейчас, проектный семинар «Мультимедийная книга» такими проектами пестрит, он на них щедр, потому что там мы четко работаем над поставленной задачей с самого начала. И этот курс, само собой, заточен в большей степени под то, чтобы интегрировать в него все свеженькое, блестящее и поблескивающее, что есть в литературной индустрии. На этом курсе меня в меньшей степени интересуют основы написания книг и классический сторителлинг, больше интересуют разнообразные медийные форматы, которые можно так или иначе приумножить и разнообразить.
Поэтому туда мы добавляем и работу с нейросетями, и различные концепции продвижения, завязанные на соцсетях, на каналах, на мессенджерах, клипах. Также азы кодинга и создания интерактивных платформ, сайтов, будь то тильда или какие-то другие площадки, и учимся все это сплетать в единую нарративную концепцию.
Поэтому с тенденциями, если какой-то общий ответ давать, я могу сказать, что какие-то курсы требуют учитывания тенденций, в меньшей степени какие-то в большей. В случае, когда тенденции особо не влияют на конструкцию курса, я индифферентно к ним отношусь.
— Ранее вы говорили, что нейросети только помогают и не смогут заменить писателя. А изменилось ли мнение сейчас?
— Если мы говорим о труде писательским, мое отношение к нейросетям никак не изменилось, потому что, несмотря на все эти версии, как широкая ее формация, так и узкая, находится все в том же статусе кво. Нейросеть широкого спектра — это то, до чего мы не дошли еще. Сейчас она все еще не генерирует новое. Ей можно задать абсолютно любой вопрос, но все равно ответ будет своеобразной вычислительной матрицей и компиляцией того, что уже было сделано, было в нее вложено, было ей скормлено.
Но человек не перестает быть специалистом, хорошим от того, что он использует нейросети. Я бы даже сказал, что во многих случаях компетенции эксперта в общем-то проверяется при его взаимодействии с генеративными моделями даже более остро.
— Какие еще технологии или тенденции, по вашему мнению, действительно могут улучшить обучение в медийной сфере, а какие — скорее мешают?
— Скорее всего, нейросеть в этом смысле скорее добро. Но это добро, если понимать, опять-таки же, что она инструмент, а не самоцель, что это средство, а не цель. Так что она имеет такую двойственную позицию. А вот мешать на самом деле может более глобалистская установка на то, что мы в обиходе, и даже я, используем слова типа «продукт» и «контент».
Вообще вот слово «контент», оно очень размытое во многом. Мне кажется, что тенденция понимания текста, видеоклипа, любого формата, даже про кино, так сейчас говорят про многое, как контента, несколько замыливает восприятие всего, что создается и затачивается под делание контента.
А поскольку тренды на то, какой контент популярен и смотрится сейчас, меняются все время, это такая подвижная система, в которой, на самом деле, очень сложно занять свою нишу, а это, в свою очередь, убивает во многих авторах, к сожалению, и в студентах какой-то искренний творческий полет.
Потому что если твой искренний творческий полет не в тенденции, не в тренде и не может быть атрибутирован как востребованный контент, то тебе как будто бы и меньше хочется пытаться себя реализовать.
— Если бы у вас была возможность запустить в Институте медиа любой новый курс, что бы это было?
— Это был бы сторителлинг в музыке. Давно об этом думаю и сам очень сильно люблю этот вопрос и эту сферу. Я бы с удовольствием со студентами изучал и рассматривал на самых-самых разных примерах, в историографическом, в том числе антропологическом формате, как вообще эволюционировал и из чего складывается сторителлинг в самой разной музыке.
Причем это совершенно необязательно должна быть музыка с текстовым наполнением. Это может быть и инструментальная музыка. Синти-поп можно взять, а можно классический хип-хоп или хип-хоп новой школы. Рассмотреть концептуальные альбомы, отдельные треки, группу как арт-проект целый. Допустим, какой-нибудь «Кровосток» или «Depeche Mode». В общем, рассмотреть те вещи, которые позволяют через музыку рассказывать историю, и как взаимодействует синтез наполнения и формы, который на музыкальных примерах отчетливее всего виден, на мой взгляд.
Потому что мы понимаем, что музыка — это некоторая форма. Но мы не рассматриваем ее конкретные элементы, как они соотносятся в разных пропорциях, в разных комбинациях, как рождаются художественные замыслы, что такое концептуальный альбом, как это все служит авторскому высказыванию.
Камила Давлетбаева, 2 курс ОП «Журналистика»