Денис Банников — сценарист и прозаик, выпускник и преподаватель НИУ ВШЭ, мастер курсов в Creative writing school.
Он публиковался в «Юности» (рассказы «Чай без чая» и «Завтра в Александрии»), в «Новом мире» (рассказ «Чья-то дочь»), в «Дружбе народов» (рассказ «Штучка») и в других литературных журналах, а в 2019 году был членом большого жюри премии «Национальный бестселлер». Денис закончил бакалавриат на Факультете права. Поступая, он с самого начала знал, что никогда не будет работать юристом. Денис всегда любил писать, но в 11 классе понял, что не готов сдавать ЕГЭ по литературе для поступления на журфак. Он сфокусировался на предметах, в которых разбирался, а к текстам вернулся намного позже — в магистратуре Вышки по направлению «Литературное мастерство», где сам сейчас и преподаёт.
— Почему вы пошли в магистратуру не на журналистику, как хотели раньше, а на «Литературное мастерство»?
— Для магистратуры я рассматривал сценарный факультет ВГИКа, потому что я из кинотеатральной семьи, мои родители, дедушки, бабушки — режиссёры, актёры, актрисы. Мне в своё время сказали: если я пойду на актёрский, от меня откажутся. Но про сценарное никто ничего не говорил! Потом в ВШЭ открылась магистерская программа «Литературное мастерство». Я увидел, что там есть всё: и сценаристика, и проза, и драматургия, и комиксы, и игры. Я очень люблю ВШЭ в целом, и мне хотелось в этой экосистеме оставаться.
Не имея на тот момент никакого портфолио, я стал срочно бегать на стажировки. Первые маленькие работы литературным редактором мне дали на канале «Культура». Параллельно, работая над дипломом по теме «Медицинский риск: уголовно-правовая характеристика», я прочитал всю мировую классику с XIX века по наши дни. Я поступил на бюджет в магистратуру и два года был абсолютно и бесповоротно счастлив. Магистратура до сих пор устроена таким образом, что мы очень быстро студентов интегрируем в книжную среду. Если у них есть хорошие тексты, они будут опубликованы в журналах.
— Чему учат в магистратуре «Литературное мастерство»?
— Процесс обучения зависит полностью от того, с каким целеполаганием и с какой базой студент приходит, поскольку магистратура не предполагает никаких ограничений по возрасту и по специализации. Иногда приходят учиться уже состоявшиеся писатели с опубликованными книжками, которым магистратура не даст ничего принципиально нового в смысле связей. Они приходят именно учиться и пробовать что-то новое. Весь писательский трек обучения, а на программе есть ещё переводчики и критики, распадается на три большие составляющие. Главное ядро всего обучения — творческие семинары. Раз в неделю вы встречаетесь со всей группой, и на этом творческом семинаре преподаются, грубо говоря, основы драматургии и сторителлинга, creative writing, как писать прозу, как придумывать и прописывать героя, как выстраивать сюжет, как искать свой голос, вырабатывать стилистику, как создавать эффект, как писать в разных жанрах.
— Как проходят творческие семинары?
— На каждом семинаре мы пишем так называемые этюды-пятиминутки, когда буквально засекается время на таймере, даётся какое-то небольшое задание, очень прикладное, на отработку какого-то навыка — например, «монолог использованного презерватива». Потом мы читаем всё вслух. Это тоже очень важная часть — не бояться прочитать свой текст вслух, пусть даже он написан в стрессовых условиях. Потом студенты делятся отзывами, но прежде всего — ими делятся преподаватели, и с каждого творческого семинара вооружённые этими знаниями студенты уходят писать домашнее задание, на которое даётся неделя. Мы эти домашние задания читаем, оставляем письменные рецензии, разбираем ошибки. Творческие семинары — это плацдарм для написания курсовой, а затем и дипломной работы. На первом курсе — это рассказ, на втором курсе дипломная работа — это сборник рассказов, повесть или роман.
— Вы упомянули creative writing. Что это такое и как понять: креативно письмо или нет?
— Для creative writing никакого русского варианта нет, кроме дословного перевода. Литературное мастерство — это как раз самый близкий к истине перевод. В западном контексте половина букеровских и нобелевских лауреатов и просто известных писателей — выпускники магистерских программ по creative writing. Это годами отточенный набор приёмов и навыков, которые можно освоить для того, чтобы лучше рассказывать истории. Creative writing ни в коем случае не делает ни из кого новых Гоголей и Пушкиных, не прибавляет талант. Create writing учит обращаться с этим талантом. Мы изучаем тексты разных времён, контекстов и культур. Смотрим на то, как разные авторы очень по-разному обращаются с этими правилами и контекстами. В конечном счёте, ты сначала имитируешь, а потом пытаешься найти своё. Это то, чему creative writing способствует.
— Можно ли в наши дни зарабатывать на жизнь исключительно писательством?
— Короткий ответ — нет, нельзя. Длинный ответ: зарабатывать писательством такие деньги, на которые можно спокойно жить, может себе позволить, наверное, меньше 1% всех писателей, и мы все эти имена прекрасно знаем: Пелевины, Сорокины, Донцовы. Большая часть денег приходит не с гонораров и роялти, а с продажи прав на экранизацию, на перевод книжки. Много денег в литературных премиях. Когда мой любимый Алексей Сальников получал за «Петровых в гриппе» премию «Национальный бестселлер», он очень обаятельно и честно сказал: «Я, наверное, первый писатель, который стоит здесь на сцене и счастлив, что наконец-то закроет ипотеку». В 99% случаев писателям приходится (или хочется) иметь какую-то другую постоянную работу, занятость. Хорошая новость в том, что для писателя благостно иметь какую-то профессию. Профессия — это производство конкретного продукта, который можно оценить качественно, объективно в какой-то готовой матрице. По каким метрикам мы можем оценивать качество и литературную ценность художественных текстов — не очень ясно. Писателю, чтобы писать интересные книжки, очень полезно иметь профессию, которая даёт какую-то вторую, третью ипостась его опыту и жизни.
— Кстати о профессиях: насколько и в чём медийщики отличаются от, собственно, литераторов?
— Отличаются они прежде всего тем, что медийщикам нужен сторителлинг, но мало кто из них пишет художественную прозу. Они хотят писать сценарии к фильмам, рекламе, делать подкасты. Кроме того, и я, и сами студенты каждый год говорят, что они касаются всего, но понемногу: журналистики, сторителлинга, монтажа, звука, видео, техники — и им нужно выбирать специализацию. Я многих студентов Института медиа вижу несколько потерянными. Поэтому писатели, в противовес медийщикам, мне кажутся очень сфокусированными. Если посмотреть со стороны, то мне кажется, что медийщики намного больше думают о форме, чем о наполнении. У медийщика в голове уже всё: как он будет это питчить, как будет продвигать, как ему увеличить охват, какой за этим будет стоять маркетинг, какие на это нужны средства и так далее. Писатель мечтает вообще никогда не задумываться об этом в своей жизни.
— Сейчас активно развиваются нейросети. Вы допускаете, что тот же ChatGPT можно применять в работе с художественными текстами?
— Конечно, он и применяется уже. Недавно я как раз в «Некрасовке» вёл круглый стол с четырьмя писателями. Одним из них был художник Павел Пепперштейн. Он написал книгу с помощью искусственного интеллекта. Большое интервью с ним и его AI-двойником, это уже такой метауровень. Есть два принципиально разных подхода. Один: нейросеть генерирует текст по запросу. Положа руку на сердце, она может только натолкнуть тебя на какую-то интересную идею, текст всё равно будешь писать сам. Ещё он может помочь разобраться со стилистикой или со стилизацией. Можешь вкинуть свою идею и попросить искусственный интеллект стилизовать историю под викторианский роман или под конкретного автора. Так ты сможешь посмотреть, куда нужно метить. Второй вариант — это как у Пепперштейна было: ты используешь сам инструментарий искусственного интеллекта в рамках какого-то художественного замысла. Ведёшь с этой системой какой-то диалог, он и становится сутью твоего текста.
— А если допустить, что искусственный интеллект научится генерировать собственные идеи?
— Если искусственный интеллект начнёт обладать именно самовольностью, тогда мы выйдем на принципиально новый виток в писательской сфере. Я вполне допускаю, что, как Ильф и Петров, какой-нибудь писатель Иван Иванович сможет писать книгу в соавторстве с искусственным интеллектом. Пепперштейн примерно это и пытался сделать, но пока это эксперимент, а когда-нибудь, может, это войдёт в норму. Помните, у Пелевина был литературно-полицейский алгоритм Порфирий Петрович, который расследует дела и пишет остросюжетные романы по этому поводу. Я вполне допускаю, что, как со многими романами Пелевина, мы можем оказаться в таком будущем, когда искусственный интеллект сможет сам писать книжки на основе своего же опыта.
— Как вы думаете, можно ли в наши дни написать что-то уникальное, и если нет, то зачем вообще заниматься литературой?
— Зависит от определения слова «уникальный». Если вы имеете в виду «написать что-то такое, где не будет никаких точек пересечения ни с чем, что было до этого» — наверное, нет. Или мы пока не знаем о такой форме — но это как выдумать новый цвет. Искусство в целом интертекстуально — не зря же Юлия Кристева ввела этот термин. Я бы не определял уникальность в искусстве как какой-то сюжет, которого вообще до этого не было. Мы используем тропы, оптику, инструментарий, который был выработан до нас. История идёт в XXI, XXII век. Происходят новые события, новые переживания. «Новые» — в абсолютно разных сферах и контекстах. Почему бы не использовать уже наработанный инструментарий для того, чтобы поговорить на новые темы? Или взять вечные темы и для них выработать, напротив, новый инструментарий, как делали с поэзией в своё время обэриуты. Мне кажется, что написать что-то уникальное можно, сфокусировавшись либо на уникальности по форме, либо на уникальности по содержанию. Не может быть, чтобы это была и принципиально новая форма, и принципиально новая мысль, и новые эмоции. В конце концов, у человека эмоции всё равно будут те, которые он когда-то уже испытывал.
Как говорил Квентин Тарантино, придумайте историю, которую мы ещё не увидели, потому что вы не сняли её, и снимите этот фильм. То есть: напишите такую историю, которую никто не придумает, если её не придумаете вы.
Анжелика Протасова, 1 курс ОП «Журналистика»