Публикации

Статья посвящена концепту цифровая грамотность и истории его измерения.

В настоящем учебном пособии описываются различные модели брендинга территорий (шестиугольник С. Анхольта, семиотическая модель бренда и др.), типология бренд-идентификации и решений в области мирового территориального брендинга, раскрываются проблемы разработки и презентации бренда, а также оригинальная методология структурирования городской среды на основе коммуникативных паттернов (в рамках концепции языка шаблонов К. Александера). Книга является практическим пособием и руководством по созданию городской айдентики, систем бренд-идентификации, бренд-коммуникаций, городской идентичности.

Исследование посвящено критическому анализу, моделированию и переосмыслению задач и функций дизайна, объекта и предмета дизайнерской деятельности на новом этапе развития социальных, экономических и технологических систем. Дизайн рассматривается в контексте актуальных фундаментальных проблем общественных отношений и социальных форм будущего. В работе поднимается проблематика посткапитализма, метамодернизма, постправды, прекариата, технологического вытеснения и т.п. как актуальной составляющей современной теории дизайна.

Экологическая повестка заняла центральное место в политическом протесте в России в 2018-2019 гг. Принятие решения об открытии мусорного полигона около станции Шиес в Архангельской области вызвало не только закономерное недовольство жителей политикой региональных элит, но и укрепило положение экологического протеста по всей России, прокладывая путь дискурсивному и фактическому политическому участию. Тем не менее, Россия здесь не является исключением – природа сегодня является не только объектом, но и субъектом политики во многих других странах. Но что приводит к тому, что сугубо социальный вопрос о состоянии окружающей среды и ее влиянии на повседневную жизнь людей приобретает черты политического обсуждения, требующего конкретного политического решения? Цель настоящей статьи - определить и показать механизмы политизации экологического дискурса в России на примере ситуации, связанной с открытием мусорного полигона около станции Шиес в Архангельской области. Мы покажем, как определенное политическое решение властей, принятое вне публичного обсуждения и конкурирующих дискурсов, привело к доминантному дискурсивному конструированию экологической проблемы как политической среди граждан. Эмпирической базой исследования послужили 19 полуструктурированных интервью с жителями Архангельской области. В статье мы покажем, что политизация дискурса и высокая политическая мобилизация произошли за счет трех основных механизмов, которые сработали одновременно: оценка принятого властями решения как нелегитимного, как несправедливого, а также выделение определенных политических лидеров в качестве ответственных.

Книга посвящена результатам исследования социотехнических барьеров в производстве, распространении и потреблении цифровых технологий, где участниками становятся как разработчики и пользователи, так и ро- боты, приложения или материальные объекты. Как в дизайне технологии фиксируется решение проблем акторов? Почему разработка информационных технологий — это динамичная политика с противоречивыми участниками процесса? Как происходит ситуативная работа пользователя на этапе внедрения и апробирования технологии? Каким образом создаются и преодолеваются пользовательские барьеры? Что делают пользователи готовых мобильных приложений, чтобы сделать их удобными для себя? Как осуществляется переход на новую технологию? Главы книги дают ответы на эти и другие вопросы. Книга предназначается для тех, кто интересуется вопросами социальных аспектов и эффектов технологий — не только исследователям, но и разработчикам, инженерам и преподавателям.

Среди целей, стоящих перед социальной политикой, сущест­вует одна, в достижении которой осо­бенно заинтересованы социальные государства. Это снижение уровня неравенства, и, следовательно, повы­шение субъективного благополучия населения. Однако действительно ли успешная социальная политика по­зволяет компенсировать эффекты неравенства? Этот вопрос давно находится в повестке исследований, но не так много эмпирических ра­бот дают однозначный ответ на него. В данной работе мы проверяем ги­потезу, согласно которой в регионах, характеризующихся относительно низкими средними доходами населе­ния и высоким уровнем неравенства, социальная политика посредством перераспределения больших долей региональных бюджетов на здраво­охранение, образование и социаль­ные программы снижает негативное влияние неравенства на благополучие. Для проверки гипотезы мы используем два источника эмпирических данных: (1) результаты опроса, проведенно­го в 34 регионах России, который репрезентирует население этих ре­гионов, (2) объективные показатели, измеряющие объемы используемых инструментов социальной политики в регионах, охваченных опросом. Для оценки возможности региональной социальной политики компенсировать эффекты неравенства мы тестируем байесовские многоуровневые модели с комбинированными информативны­ми и неинформативными априорными вероятностями. Мы приходим к выводу, что увеличение объема используемых инструментов социальной политики в области здравоохранения может компенсировать негативные эффек­ты воспринимаемого неравенства на субъективное благополучие.

В России уже после непродолжительного периода ограничений на экономическую и социальную активность, обусловленных распространением коронавируса, возникает вопрос о дальнейшей стратегии и тактике в условиях эпидемии коронавируса. Рациональная стратегия может быть основана только на достижении очевидных успехов медицинского направления, которых по состоянию на май 2020 г. нет. Поэтому речь может идти только о тактике: как сбалансировать потери в экономической активности, возможности национальных систем здравоохранения, эффекты социального самочувствия, общий запас прочности экономик стран и готовность населения к самоограничениям и ответственности. К рациональному выбору тактики поведения и регулирования в каждой стране добавились и специфические параметры: политические циклы (включая выборы), особенности реакций на дополнительные меры контроля со стороны граждан, изменения правил взаимодействия регионов и отдельных административных единиц с «центром» в условиях федерализма. В экономической компоненте осознания эпидемии смешались собственно вирусные аргументы и вопросы тотальной трансформации энергетических рынков, что затрудняет ответственное разграничение этих факторов. В обзор включены данные по 30 странам по состоянию на 1 мая 2020 г. или позже — это 14 наиболее пострадавших от пандемии стран по числу зафиксированных смертей от новой коронавирусной инфекции и еще 16 стран, чей опыт мы сочли важным для учета. В представленных странах зарегистрировано 83% всех случаев коронавируса в мире (из 3,7 млн) и 93% смертей с коронавирусом (из 258 тыс., по состоянию на 6 мая). Данные по смертям, по единодушному мнению экспертов, более надежны, так как регистрация инфицированных существенным образом зависит от охвата населения тестами и едва ли может считаться вполне достоверной.

Новый мир будет гораздо более жесткой системой, где конкуренция не ограничится «институтами» и «нормами», даже если пиратские действия, которые иные крупные игроки на мировой арене позволяли себе в отношении медицинского оборудования и материалов на пике пандемии, останутся лишь случайными эпизодами. Но резко возросший градус глобального недоверия и глобальной неуверенности, понимание, что тщательно выстраиваемые и во внутренней, и во внешней политике ритуалы и традиции могут быть обнулены в любой момент, делает принципиально невозможным возврат к прошлому миру. Конечно, много сказано и еще будет сказано о геоэкономической и, как ее следствие, геополитической конкуренции крупнейших государств мира. Но проблема в том, что пандемический кризис — не самое мощное глобальное потрясение из всех возможных — заставил мир взглянуть внутрь себя, а не только на абстрактные «ресурсы», «пространства», «логистику». Пандемический кризис заставил понять, что мир состоит не только из макроэкономических индикаторов и инструментов национальной мощи государства. Выяснилось, что глобальный мир — это еще и мир людей. И даже если мы, возможно, выйдем из кризиса с относительно небольшими человеческими потерями, мы точно потеряем универсальную модель социального развития и социальной реализации, последние тридцать лет дарившую нам уверенность в завтрашнем дне.