Вторая мировая война кончилась?

Колонка декана Факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ Андрея Быстрицкого об особенностях современной жизни и искусства в контексте образов и идей времен второй мировой.

Мы очевидным образом живём в контексте образов и идей, конфликтов времён Второй мировой войны. Принято утверждать, что Россия слишком глубоко переживает её события, слишком часто апеллирует к ним, сравнивая текущие события с прошедшими. Но это – особенность не только России. Так вышло, что современное мировое искусство, кинематограф, политические и публичные речи преисполнены различными образами Второй мировой. И, наверное, прежде всего, потому, что очень многие проблемы, так или иначе сыгравшие роль в развязывании Второй мировой войны, никуда не ушли. Хотя, полагаю, дело не только в этом, но об этом чуть ниже, равно как и о дискуссии Валдайского клуба «Идейные конструкты Второй мировой войны в современном дискурсе», которая состоялась в середине апреля.

Примеров необычайной озабоченности мира проблемами Второй мировой не счесть. Так, значительная часть весьма популярного скандинавского детектива пронизана темами этой войны, дискуссиями о природе коллаборационизма, о том, как присутствие в семье дедушки-квислинговца повлияло, к примеру, на поведение внука, ставшего садистом и убийцей. Или о том, насколько вредоносны капиталы, заработанные скандинавами в сотрудничестве с эсэсовцами и как они приводят к расовой нетерпимости и преступлениям на почве ненависти в XXI веке.

В детективно-мистическом романе Харуки Мураками «Убийство командора» (2017 год) основная сюжетная линия стартует от событий в Австрии во время аншлюса в 1938 году, сразу перед Второй мировой войной. И произошедшее тогда, как утверждают автор и его герои, повлияло на развитие искусства в современной Японии и вообще на положение дел. Один из героев романа, выдающийся современный японский художник, можно сказать основатель целого направления в искусстве, в 1938 году был в Вене и оказался втянут в фашистский заговор, в череду ужасных поступков. Последствия этого опыта оказались настолько серьёзными, что преодолеть их до конца даже в наше время не удаётся. Характерно, что участник уже упомянутой Валдайской дискуссии о конструктах Второй мировой, премьер-министр Японии (2009–2010) Юкио Хатояма заметил, что в известном смысле, и не только в искусстве, для его страны Вторая мировая война завершилась не вполне. Юкио Хатояма даже отнёс нынешнее разделение Корейского полуострова к последствиям Второй мировой.

Кинематограф, причём самый что ни на есть современный, переполнен реминисценциями той войны. Что интересно, часто в форме своего рода альтернативной истории, фантасмагории. Это, кстати, довольно важное указание на некое возвращение к конфликтам времён Второй мировой. В сериале 2020 года «Заговор против Америки» в 1940 году на американских выборах вместо Рузвельта побеждает Чарльз Линдберг, лётчик-герой, настроенный весьма пронацистски. И это, естественно, приводит к весьма впечатляющим последствиям, в том числе и к радикальному усилению антисемитизма. Другой современный американский же сериал «Охотники» (2020 год) повествует о поисках переехавших в США германских фашистов, которые ловко притворяются американскими политиками и государственными деятелями. Надо сказать, что линия угрозы возвращения в той или иной форме «Третьего рейха», его человеконенавистнических идей вообще широко представлена и в литературе, и в кино. Ярким проявлением этого можно считать фильмы «Железное небо» (2012 год) и «Железное небо – 2» (2019 год) о судьбе нацистов, скрывшихся после 1945 года на обратной стороне Луны и мечтающих о завоевании Земли.

В общем, можно множить и множить примеры необычайно глубокой укоренённости Второй мировой войны в искусстве.

И понятно, что в политической и публичной речи образы Второй мировой распространены куда шире. Банальности вроде обвинений политических противников в «фашизме», «нацизме» даже не стоит поминать. Их используют повсюду. Интереснее другое. Например, то, что Пол Маккартни на недавнем мировом «домашнем» концерте в поддержку врачей и медицинских работников сравнивал их подвиг с подвигом времён Второй мировой войны. Маккартни вспомнил свою мать, которая была тогда медсестрой. А незадолго до этого британская королева сказала, что как была одержана победа во время Второй мировой, так будет побеждён и коронавирус. И таким отсылкам несть числа.

Повторю, нет нужды доказывать, что образы Второй мировой войны живы (уж не знаю, хорошо это или плохо). Причём не просто живы, а в какой-то мере задают систему координат современного мира. Понятно, что на то есть реальные причины. Например, антисемитизм, который, увы, никуда не делся. Полным-полно и иных форм нетерпимости. И не только разделение Корейского полуострова можно считать результатом Второй мировой войны, но, например, и часть конфликтов на Ближнем Востоке. Арабо-израильское противостояние началось, конечно, раньше Второй мировой, но именно под влиянием её результатов оно во многом приобрело современную форму. Не до конца решённым (и это мягко сказано) считается и вопрос отношений между странами-победительницами и побеждёнными странами, между их народами. Это заметно и в Германии, и в Японии, да и не только в них. Можно привести ещё немало примеров подобного рода.

Но глубина, сила влияния образов Второй мировой войны, конечно, не может быть сведена к сугубо рациональным факторам. Дело тут в том, что Вторая мировая, война с фашизмом, оказалась эпическим, центральным идейным конструктом современности, если хотите смыслообразующим мифом.

Основа любой культуры, любого общества – определение того, что есть зло, а что есть добро. И в этом смысле Вторая мировая война оказалась той эпической битвой, которая задала координаты добра и зла.

Джон Толкин в своём романе «Властелин колец» (1954–1955 годы) необычайно внятно изобразил эту эпичность, противостояние абсолютного, беспримесного зла добру (которое, кстати, такой абсолютностью не обладает). За прошедшие 75 лет не случалось ничего, что по уровню противостояния злу и угрозы зла было бы похоже на Вторую мировую войну. Конечно, история полна существенных событий, но большая часть из них хоть и может волновать нас, но всё же успокоилась, ушла из текущей жизни в прошлое. 

Образы же Второй мировой войны до сих пор с нами. Во-первых, повторю, потому, что многие конфликты, приведшие к этой войне или ставшие её результатом, всё ещё здесь. Во-вторых (и это важнее), потому, что многие качества людей, позволившие развязать войну, тоже никуда не делись, они в нас самих, если хотите: дикая жадность, нетерпимость, звериная жажда власти, ненависть, агрессия и тому подобное. Братья Стругацкие в романе «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (1986–1988 годы) писали, конечно, не о Второй мировой, хотя и сорок лет спустя. Они писали о людях, о противоречиях в них и между ними, о том, к чему это может привести. Вторая мировая война шла между людьми и была начата людьми. А так ли уж изменились люди после неё, намного ли мы улучшились? Так ли уж сложно превратить людей в армии разъярённых существ, подчиняющихся бесноватым вождям, исполненным злобы и ненависти? У нас, боюсь, нет внятных ответов на эти вопросы. Потому ими – и именно в связи со Второй мировой – так страстно задаётся искусство.

Потому образы Второй мировой пронизывают всю нашу жизнь, во многом задают её дискурс. Забыть Вторую мировую войну, позволить ей «уйти в историю» практически невозможно. Более того, именно в силу необычайной распространённости образов Второй мировой, разнообразия их использования, возможно, следует знание о Второй мировой максимально кодифицировать, записать и закрепить.

Так что остаётся лишь внимательно наблюдать и разбираться, как образы Второй мировой моделируют нашу жизнь. Это нужно, чтобы как можно более смягчить противоречия между нами и внутри нас, найти решения, позволяющие избегать конфликтов и пробуждения самых низменных сторон человеческой природы. Мир всё же очень хрупок. 

Оригинал текста: https://ru.valdaiclub.com/a/chairman-speech/vtoraya-mirovaya-voyna-konchilas/